Знак свыше

Игорь Коваленко | 08:32 03.03.2015 | 876

«Беда, коль пироги начнет печи сапожник»… Это утверждение классика, когда-то вполне правильное, сегодня, на заре третьего тысячелетия, едва ли может претендовать на роль истины в последней инстанции. Темп жизни ускорился в последнее время настолько, что даже для того, чтобы оставаться на месте, нужно  мчаться во весь опор, а для того, чтобы чего-нибудь достичь, приходится двигаться одновременно в нескольких направлениях. Поэтому сегодня, услышав о том, что учительница географии, проработавшая двадцать лет в школе, вдруг начала писать картины, не торопитесь отпустить скептическое замечание – возможно, вместо этого стоит порадоваться рождению новой творческой личности. Ведь известно, что мир спасет именно красота, а уж с какой стороны придет спасение, ведомо одному лишь Богу. Итак, знакомьтесь – «молодая» днепропетровская художница Тамара Малкова.

— Начать писать картины в достаточно зрелом возрасте, что называется, «с нуля», не имея специального образования, решится далеко не каждый. Что послужило причиной – или поводом – такой внезапной «перемены участи»?

— «Перемена участи» — это звучит красиво, а вот повод был довольно прозаический: я гуляла по Киеву и зашла в магазин, где продавались ковры – а я с детства люблю ковры, особенно восточные. Там лежал изумительно красивый китайский ковер, и мне вдруг захотелось пройтись по нему босиком, что мне любезно позволили продавцы. И когда я разулась и сделала несколько шагов по ковру, я вдруг поняла, что должна его нарисовать – не просто хочу, а именно должна. Я вернулась домой и в тот же вечер нарисовала этот ковер таким, каким он мне запомнился, а наутро – еще один, уже «свой собственный», а потом еще и еще. Ну а после, незаметно для себя, перешла уже к самостоятельным картинам…

— То есть, это было нечто вроде «знака свыше»?

— Наверное, это можно назвать и так. Знаете, тибетские мудрецы полагают, что у каждого человека существует своя матрица — то, что мы называем судьбой. Если что-то в матрице заложено изначально, оно обязательно проявится рано или поздно. Я думаю, что у меня как раз тот самый случай. Конечно, я вполне отдаю себе отчет в том, что вряд ли могу называться художницей в традиционном понимании – хотя бы из-за отсутствия художественного образования. Пожалуй, правильнее будет сказать, что я – контактер между людьми и ноосферой.

— Я, признаться,  не слишком твердо помню школьный курс географии….

— А этого в школе и не проходили. Ноосфера – это термин академика Вернадского, одна из оболочек Земли, так сказать, ментальная производная человеческой жизнедеятельности. Это очень мощное энергетическое поле, которое я переношу на свои картины. Поэтому я даже не могу назвать себя автором, я постоянно подчеркиваю: мои только руки, а все остальное – суть, смысл, содержание – оттуда, сверху. Может быть, именно поэтому картины приходят ко мне уже вместе с названиями.

 

— Клеить ярлыки – занятие неблагодарное, и все же: можно ли назвать ваши картины эзотерическими, то есть понятными только посвященным?

— Действительно, терминология – вещь односторонняя, и потому обращаться с ней нужно осторожно. Тем не менее, многие действительно не понимают моих картин – возможно, просто потому, что еще не готовы их понять. Вспомните Малевича с его «Черным квадратом» — сначала его не принимали ни зрители, ни сами художники. Просто он, так сказать, раньше других подключился к сознанию Вселенной, а остальные сделали это несколько позже, и тогда из этого возникло целое направление в живописи – абстракция.

— Несмотря на то, что критики называют вашу живопись абстрактной, этим картинам присуща определенная фигуративность — практически на каждой из них присутствуют цветы и геометрические фигуры. Чем объясняется такой гибрид ботаники и геометрии?

— Цветы – потому, что я женщина, а цветы и женщины суть явления одного порядка. А геометрия – это уже от свойств моего характера: хотя я пишу абстрактные картины, в жизни я люблю конкретность, четкость, определенность. Вот такой получается парадокс. Недаром Татьяна Толстая сказала: не следует смешивать писателя с его лирическим героем – это абсолютно разные вещи.

— Что ж, согласен. А чем объяснить наличие на некоторых ваших картинах «белых пятен» — незакрашенных участков с карандашными линиями: это концепт или что-то другое?

— При желании можно назвать это и так. В конце концов, белый цвет существует в природе на тех же правах, что и все остальные. Но если честно, зачастую я просто не знаю, что должно быть на том или ином фрагменте картины – пока не знаю. Ведь я – еще раз подчеркиваю – не автор, а «проводник идеи», и если что-то в этой идее мне не до конца ясно, я не могу взять на себя ответственность трактовать ее по-своему. В этом случае я откладываю ее в сторону, но твердо знаю – через какое-то время я обязательно к ней вернусь. Кстати, не исключено, что именно незавершенность, недосказанность сообщают картине  некий заряд потенциальной энергии – когда зритель чувствует, что художник знает больше, чем говорит. Отсюда же, кстати, и еще одно свойство моих картин – все они могут продолжаться в пространстве.

— Тогда, быть может, нет смысла заключать их в рамки?

 — Вы даже не представляете, какой это для меня больной вопрос. Ведь любые рамки искажают суть чего бы то ни было – человека, предмета, явления… Рамки – это, пожалуй, единственный компромисс, который я себе позволяю. Что поделать – такова наша ментальность, таковы требования рынка: если человек платит за картину деньги, то она должна быть в раме, чтобы «все как у людей», чтобы ее можно было повесить в комнате — а иначе что же это за картина.

 

— Раз уж вы заговорили об этом… Многие называют ваше творчество «интерьерной живописью». Не обижает ли вас такое определение?

— А на что тут обижаться? Картина по определению должна висеть в интерьере и «делиться» с его обитателями своей энергетикой. Если, к примеру, приходя домой, человек каждый день видит картину, изображающую закат, то в конце концов у него самого в душе возникает ощущение заката, от которого потом очень трудно избавиться. А мои картины, помимо всего прочего, еще и допускают неоднозначную трактовку: скажем, муж видит в ней одно, жена – другое, а в результате возникает та самая разность потенциалов, которая и рождает электрический ток – иначе говоря, ту энергию, без которой невозможна жизнь. И несмотря на то, что люди не всегда понимают мои картины, они подсознательно все равно чувствуют их энергетику, гармонию, отсутствие агрессии – то, что так важно в современном мире.

— Что ж, как говорится, на этой, мажорной ноте… Впрочем, нет — по традиции, «на посошок» принято спрашивать художника о его творческих планах. Но я построю вопрос несколько иначе: чего бы вы хотели пожелать вашим зрителям – настоящим и будущим?

 — Стремиться и дерзать. Не бойтесь «перемены участи» — все в ваших силах, вы можете достичь всего, чего хотите. Просто многие, к сожалению, слишком ленивы, чтобы добиваться этого — люди порой тяготятся свободным временем и стремятся заполнить его развлечениями, вместо того, чтобы стремиться к «сбыче мечт». По этому поводу я могу привести замечательную цитату из «Властелина колец», она звучит примерно так: «Человеку не дано ничего, кроме времени, и он должен им правильно распорядиться».

Игорь Коваленко – специально для журнала «Уик-энд»