Классика в монохроме, или скромное обаяние эксклюзива

Как сказал некий политический деятель, был бы человек, статья найдется – а если немного перефразировать эту мрачноватую сентенцию применительно к теме дизайна интерьеров, можно сказать так: была бы стена, а картина найдется. Вопрос заключается только в том, какую именно картину повесить на стену, чтобы не было мучительно больно, как сказал еще один деятель из той же эпохи, за напрасно потраченные деньги. Конечно, здесь не может существовать никаких однозначных критериев: кто-то, например, идет на уличный вернисаж, другой доверяет выбор картин архитектору, занимавшемуся дизайном его интерьера, а некоторые предпочитают вешать на стены то, что проверено временем, то есть работы художников с мировыми именами. К сожалению, такие вещи в оригинале подавляющему большинству из нас, мягко говоря, недоступны, а вешать на стену фабричный принт тоже далеко не лучший вариант, тем более что такие изделия напрочь лишены благоприятной энергетики, которая исходит от любой вещи из категории hand made. И, тем не менее, это не означает, что классике нет места на наших стенах: остроумный и нетривиальный выход из положения недавно предложил украинский художник Игорь Коваленко. 

Известный в настоящее время, в основном, в качестве не только латентного прозаика, но и активно практикующего журналиста, он еще в недавнем прошлом позиционировался многими прежде всего как весьма креативный художник-график, работающий в узнаваемом экспрессивном стиле и эпатирующий публику не только своеобразным взглядом на жизнь и склонностью к ревизии так называемых вечных ценностей, но и названиями своих картин – «Пушкин подвергается штрафу за нарушение правил дорожного движения», «Пушкин и Гоголь закусывают жареными воробьями», «Бабушка забирает Лермонтова из публичного дома», «Вручение Павлику Морозову памятного подарка». И, конечно, никто из тех, кто хорошо знает его творчество, и подумать не мог, что наряду с традиционной для его картин жесткой социальной тематикой в них вдруг начнут звучать классические мотивы – впрочем, правильнее, наверное, будет предоставить слово самому автору.

«Некоторое время назад один из моих близких друзей купил новую квартиру и начал думать, чем бы ее украсить после ремонта, причем почти со всеми помещениями он определился сразу, а вот со спальней двух дочерей, которые тогда еще находились в тинейджерском возрасте, вышла заминка – ему хотелось чего-то разумного, доброго, вечного, причем с французским акцентом, да еще и с уклоном в импрессионизм. Я наугад назвал несколько пришедших на ум громких имен той эпохи, он, недолго думая, выбрал два – Ренуара и Мане, я говорю: оригиналы потянешь? – он отвечает, едва ли – ну, говорю, тогда копии, – а он: нет, ни в коем случае, — ну, говорю, а если не оригинал и не копия, тогда что? – он говорит, не знаю – ну, говорю, тогда иди, а я подумаю.

И я надумал вот что: дай-ка я сделаю товарищу авторскую копию, но не цветную, а черно-белую, нечто вроде гравюры, но, конечно, в моем, несколько специфическом стиле – вот знаете, сейчас пошла мода раскрашивать старые черно-белые фильмы, а мы возьмем да и пойдем не просто другим, а совершенно противоположным путем и замонохромим цветные картины. Я купил немного ватмана и гелевую ручку, и через неделю у девочек на стене уже висела классика в монохроме, Ренуар и два Мане, а мой товарищ был абсолютно счастлив и говорил, что наконец-то у него в квартире появился самый настоящий эксклюзив – потом я, кстати, добрался и до Ван Гога, но это, как говорится, уже совсем другая история….» 

В принципе, ничего особо военного в такой перелицовке классики нет, особенно если не забывать о том, что в старину, когда Луи Дагерр еще не изобрел способ останавливать мгновенье, гравюра, сделанная с живописного полотна, была единственным шансом дать людям возможность получить представление о живописных шедеврах, не преодолевая при этом тысячи километров, отделяющих их от Прадо, Лувра или Эрмитажа.

И, тем не менее, не исключено, что для кого-то это станет неплохим выходом из патовой, на первый взгляд, ситуации, когда оригинал обходится слишком дорого, а обычная копия выглядит чересчур банально, тем более что здесь налицо сразу несколько положительных моментов, а именно проверенная временем харизма автора первоисточника, позитивная энергетика, свойственная любому сделанному вручную артефакту, и, наконец, то самое скромное обаяние эксклюзива, за которое настоящие коллекционеры продадут душу кому угодно – впрочем, это уже тоже совсем другая история.